Интервью с Андреем Астаховым, генеральный директор компании Green Data Center (GDC), одного из резидентов особой экономической зоны (ОЭЗ) «Зеленоград». В октябре нынешнего года компания объявила о своей готовности приступить к строительству на площадке ОЭЗ «Алабушево» крупнейшего в России коммерческого дата-центра.
Е. П. — Андрей Иванович, мы уже проводили с вами интервью в октябре 2010 года — еще тогда вы говорили о готовности выйти на строительную площадку. Как сегодня обстоят дела со строительством? И второй вопрос: остается ли ваш проект крупнейшим дата-центром в России на сегодняшний день?
— На площадку мы наконец-то вышли, сейчас уже начали строительство — так называемый мобилизационный период. Мы делаем там дороги, въезды, стройгородок, занимаемся котлованом. Предполагаю, что через неделю-две мы начнем лить бетон… А что касается вопроса о том, является ли наш центр крупнейшим в России — я до сих пор считаю, что является. Почему? Потому что ни один дата-центр, даже тот, который сделал сейчас «Сбербанк» — если не ошибаюсь, на 25 мегаватт — не имеет статуса Tier 3.
Е. П. — По энергопотреблению дата-центр «Сбербанка» более мощный?
— Да, более мощный по энергопотреблению… Хотя мы делаем трансформер, который вырастет в дальнейшем до 40-50 мегаватт, но в данный момент у нас пока 21 мегаватт. Так вот, центр обработки данных может считаться Tier 3 только если его здание построено непосредственно для центра обработки данных. Если для центра использован какой-либо завод, фабрика, какое-то приспособленное помещение с лишними энергомощностями, то Uptime Institute, — а выше него «только звезды», — никогда не присвоит Tier 3.
Е. П. — Значит, дата-центр «Сбербанка» — крупнейший, но не официально?
— Это, судя по всему, корпоративный дата-центр, который решает задачи банка на настоящий момент. Кстати, я общался с проектной командой ЦОДа Сбербанка. У нас в стране рынок хранения и обработки данных, а особенно строительства дата-центров, довольно узок, и все его участники в той или иной мере пересекаются.
А. Э. — Давайте поговорим про строительство. У нас уже был пример резидента, который вышел на площадку, начал рыть котлован, и на этом все закончилось. Какая ситуация у вас? Не получится ли так, что вы сделаете фундамент — и на этом все закончится, будет долгострой? Остается ли прежним ваш срок строительства первого модуля — 16 месяцев, если я не ошибаюсь?
— В прошлом году я говорил, что мы начнем строительство через 2-3 месяца. Основная причина задержки была не в нас и остается не в нас. Объясню, почему. Во-первых, из всех возможных рисков, которые были нами просчитаны, самым серьезным риском оказалось неисполнение обязательств Минэкономразвития по созданию инфраструктуры. К чему это привело для нашего проекта? В прошлом году, когда мы были готовы начать строительство, а также получили положительное заключение кредитного комитета «Сбербанка» на 2,2 миллиарда рублей, нам пришлось отказаться от этих кредитных денег. Это было финансирование по схеме 30 на 70: 30% вкладываем мы, 70% (эти 2.2 миллиарда) дает «Сбербанк», естественно, под проценты и залоги. Не могу сказать, что это был мягкий договор, который мы готовились подписать, но с ним можно было работать. Так вот, основной причиной, по которой мы тогда его не подписали, было отсутствие инфраструктуры на площадке Алабушево — прежде всего, электроэнергии. Было понятно, что мы возьмем деньги, построим крупнейший дата-центр, смонтируем оборудование, и когда по графику нам нужно будет уже зарабатывать деньги, чтобы отдавать тело кредита и платить проценты, мы будем стоять. К большому сожалению, пришлось отказаться от кредита «Сбербанка», мы изыскали свои собственные возможности для строительства, чтобы не попадать, в конечном итоге, в такую неприятную ситуацию. Выждали с реализацией проекта год — дали возможность министерству немножко подтянуть ситуацию. По нашим расчетам, мы и сейчас в определенной степени рискуем. Нет смысла сейчас искать виноватых — понятно, что Москва не сразу строилась, разные причины могут быть. Но, тем не менее, мы не собираемся рыть котлован, чтобы затевать долгострой или бросить это дело. Мы собираемся сейчас вести строительство по этапам: налить монолит, закрыть контур, сделать в дальнейшем отделку, поставить встроенные подстанции. И очень надеемся, что министерство как минимум через год даст нам возможность развиваться и выполнить свои условия — будут сделаны ТП, откуда мы и запитаемся на 21 мегаватт.
К слову сказать, насколько мне известно, аналогичная ситуация с привлечением кредитных денег складывается и у других резидентов. Например, НИИ ЭСТО вынуждено отсрочить заключение договора с банком по тем же причинам.
А. Э. — Вы планируете завершить своё строительство синхронно с завершением строительства инфраструктуры зоны, площадки «Алабушево»?
— Да, мы планируем, что это будет синхронно, но идем немножко впереди, чтобы все-таки к нам подтягивались. Понятно, что через какое-то время мы будем говорить об этом в полный голос. Если сейчас мы не ищем виновных, то, наверное, через какой-то период времени, потратив довольно большие деньги, — а это проект на 3 миллиарда, — мы готовы будем все-таки заявлять о неисполнении обязательств на всех уровнях. У меня есть внутреннее ощущение, что инфраструктура будет создана. Потому что, как я и говорил в прошлый раз, точка невозврата пройдена, наш выход на строительство это доказывает.
Есть еще два резидента, которые готовы вот-вот выйти на строительство, и у них те же проблемы и опасения. Но это, на самом деле, большой разговор. Тут ничего личного, и чиновники в министерстве понимают, что они опаздывают, и ОАО «Особая экономическая зона» понимает, что ситуация не так проста, и резиденты это понимают. Были попытки навязать нам новую редакцию соглашения о ведении технико-внедренческой деятельности, которая, на мой взгляд, значительно ухудшает инвестиционную привлекательность резидентов. Действующее законодательство и действующее соглашение — это тоже не мечта инвестора. Тем не менее, там есть три основных посыла: первый — инфраструктура создается за счет государства; второй — Минэкономразвития помогает нам проходить все административные препоны; и третий — если инфраструктура не создана, то обязательства резидента по вводу объекта в эксплуатацию и его строительство также отодвигаются на определенный срок.
А. Э. — Ответственность взаимная?
— Да, ответственность взаимная. То, что нам предлагалось в новой редакции соглашения — там министерство уходит в сторону, перекладывает все на коммерческую организацию ОАО «Особая экономическая зона». Нас как инвесторов это не устраивает, мы долго переписывались, и сейчас возникла тишина… Еще раз говорю — ничего личного. Что такое договор? Договор, как известно, это продукт при полном непротивлении сторон 🙂 Мы в настоящий момент не собираемся подписывать то, что нам предлагается. И я знаю, что ситуация медленно, но все-таки двигается в сторону резидентов. И город Москва заинтересован, чтобы зеленоградская зона заработала, — это видно, — и министерство понимает, что уже потрачены большие деньги, и зона должна заработать. С одной стороны, есть приятные эмоции, что резиденты в нашем лице начинают вкладываться. С другой стороны, есть и опасения, что мы вкладываемся, а государству надо подтягиваться и выполнять свои обязательства.
А. Э. — В общем, с точки зрения отношения с Министерством экономического развития вы твердо стоите на прежней позиции: вы хотите продолжать отношения с министерством и будете выполнять свои обязательства только тогда, когда министерство будет выполнять свои?
— Мы свои обязательства уже выполняем. Представьте себе, сколько согласований нужно пройти — это все-таки три года работы! Причем раскрою «секрет полишинеля»: нам никто в министерстве особо не помогал проходить эти согласования. Судя по тому, что из сорока резидентов только двое сейчас добрались до финиша и начинают строить, это было не так просто. Мы настаиваем на сохранении действующего соглашения с теми условиями, которые я назвал. И второе — мы будем предлагать улучшить инвестиционную привлекательность зоны и ввести ответственность министерства, в том числе, за неисполнение своих обязательств. Сейчас как бы считается, что она есть, но это нигде не прописано.
Е. П. — Только что подписанный президентом закон «Об особых экономических зонах» — он что-то меняет в вашем положении?
— Скажу честно, настолько был занят строительством, что буквально неделю назад узнал, что в третьем чтении прошла новая редакция закона 116 «Об особых экономических зонах». Пока руки не дошли — почитаю, посмотрю. Насколько я слышал, наша позиция как резидентов становится более прочной, сильной.
А. Э. — Ваш срок на строительство — 16 месяцев — остается в силе?
— 16 месяцев это реально. До мая мы нальем монолит, однозначно. В течение шести последующих месяцев мы закроем контур. Оставшиеся четыре месяца — на монтаж внутриплощадочных сетей. Мы укладываемся. Но опять же, если возникнет риск не по нашей вине… Вот представьте, у нас 70% стоимости проекта — оборудование, которое мы закупаем за рубежом. Оно в соответствии с законом подлежит растаможке по ставке 0% — работает льгота в ОЭЗ. Соответственно, мы должны его ввозить, и в зоне должна быть таможня, которой сейчас нет.
А. Э. — Это даже не инженерные коммуникации — нужен еще и таможенный пост?
— Да, в том числе. Но у меня есть конкретные предложения, как это решать, если мы действительно будем продвигаться. Самое главное — это, конечно, инженерные коммуникации с точки зрения электроэнергии. А вот таможенный пост мы сможем организовать, в принципе, и на своей территории: договориться с таможней, заключить соглашение об этом. Насколько я знаю, такой прецедент был в промышленной зоне в Липецке. Это не критично. Здесь уже не поиск виноватых, а поиск решения проблем.
Рынок и будущие клиенты: «Мы предполагаем, что в течение года наш ЦОД будет снят до последней стойки, до последнего киловатта…»
Е. П. — Вы говорили о том, что первый модуль вы запустите под определенного корпоративного клиента, уже были проработки на эту тему. Этот клиент сейчас остается или он ушел?
— Он не ушел, более того, у нас появились новые клиенты, и мы будем строить и запускать не один модуль, а все три сразу, в общем здании. Первый и второй модуль будут смонтированы сразу после его строительства с точки зрения IT-оборудования — это 812 стоек под конкретных клиентов.
А. Э. — Значит, по сравнению с прошлым годом ситуация даже улучшилась — с точки зрения рынка, бизнеса?
— Да, улучшилась. Более того. Я, конечно, связан соглашениями неразглашения конфиденциальной информации, но я все-таки намекну: у нас улучшилась ситуация по финансированию, и уже есть вторая точка, где мы планировали… Мы же планируем сеть дата-центров. Во-первых, дата-центр в Алабушево будет увеличен в дальнейшем до 4000 стоек при наличии необходимой электроэнергии — но это тоже решаемо, мы этот вопрос прорабатываем. Во-вторых, мы уже имеем площадку и договор аренды с ОЭЗ в Петербурге — наш проект подлежит повторному применению. Там сейчас только начало, и, конечно, он будет идти с некоторой задержкой — на год-два — от московского. Ну, и кроме того, мы выбираем для себя площадку в Томске.
А. Э. — Эта идея — проекты в других экономических зонах — остается?
— Да, это проект длинной волны — инфраструктурный проект создания сети крупных центров обработки данных в России, завязанных между собой.
А. Э. — Если говорить вообще о рынке этих услуг за прошедший год — какие изменения произошли? Судя по тому, что вы расширили проект, рынок тоже растет?
— Пока растут заявления. «Сбербанк» сделал свой корпоративный ЦОД, как я уже сказал, на базе завода, где оказались лишние мощности. Наша «большая тройка» — «МТС», «Мегафон», «Билайн», — тоже говорит о том, что им необходимы дата-центры. Но, насколько я знаю ситуацию, — а я ее знаю, — от заявления «мы будем это строить» до запуска проходит минимум 4 года. Заявить это одно, а найти площадку, мощности, спроектировать… Спроектировать крупный дата-центр на коленке за полгода и даже год невозможно. Плюс пройти все экспертизы, получить разрешения. Все это выливается в три, иногда и в четыре года. У нас было три года, но мы все-таки поднимали флаг, что мы резиденты особой экономической зоны, и мы требовали, чтобы нас пропускали, относились к нам, как к инновационному проекту, или как минимум — модернизационному. Инновации и модернизация — это разные вещи, у нас чисто модернизация. Что будет у них? Административный ресурс, как показывает практика, не всегда работает. Все равно им придется пройти путь минимум в три года. Что будет через три года? Может быть, вторая волна кризиса, как все говорят, слизнёт эти проекты, смоет, и мы останемся чуть ли не единственными.
А. Э. — Из ваших слов я делаю вывод, что вы рассматриваете эти крупные компании, — операторов «большой тройки», крупные банки, может быть, крупные IT-компании, — как своих потенциальных клиентов? Потому что когда они будут стартовать, вы уже будете готовы предоставить эти же услуги?
— Да, мы их рассматриваем, более того, у нас ведутся с ними некоторые переговоры. К нам очень внимательно присматриваются, отзваниваются — на какой мы стадии, не остановились ли мы, не бросили ли эту затею, не перепродались ли? И так далее. Хотелось бы добавить, что Россия — достаточно пустая, чистая площадка для строительства крупных дата-центров. И выиграет эту гонку тот, кто будет иметь сеть крупных ЦОДов, а не просто один или два корпоративных ЦОДа, обслуживающих только один банк, к примеру. Думаю, что мы на правильном пути.
А. Э. — Вы намерены снять все сливки с этого рынка?
— Что значит «сливки»? Все сливки снять не получится, всех денег не заработаешь. Но дать толчок этому рынку мы намерены.
А. Э. — Вы говорили о том, что планируете проходить сертификацию в Uptime Institute. На каком этапе она сейчас? Как вообще будет организован этот процесс?
— У нас есть договор с Uptime Institute, мы отправили туда все наши проекты. Единственное, что нас сдерживает сейчас — это рабочая документация по электрике, которая нужна Uptime Institute для полного завершения сертификации. А у нас она только разрабатывается. Какое-то время придется подождать, но мы уверены, что мы пройдем сертификацию.
А. Э. — Для сертификации не нужно предъявить готовое здание — достаточно проекта?
— В Uptime Institute смотрят сначала на проект, и после этого будут сертифицировать здание. Одно дело — проект, другое дело — что построили. Они обязательно приедут сюда, будут смотреть, и нам это необходимо.
А. Э. — После запуска дата-центра в Зеленограде вы будете единственным дата-центром в России, сертифицированным на Tier 3?
— Если мы это пройдем, мы будем единственными.
Е. П. — Какие-нибудь продвижения среди государственных, административных клиентов у нас есть? Электронное правительство, система ГАС «Выборы», это сейчас актуально.
— Вы все время хотите у меня узнать, кто же у нас будет клиентом. Я не могу вам сказать. Скажу только, что у нас достаточно клиентов, чтобы предположить, что в течение года мы забьем этот ЦОД. Он будет снят до последней стойки, до последнего киловатта. Потому что Tier 3 — это именно тот уровень безотказности с набором услуг, который нужен крупным корпоративным клиентам. Им легче быть на аутсорсинге, чем содержать свой собственный дата-центр, это дешевле и правильнее. Что касается государственных структур — у них есть интерес. Посмотрим, к чему это приведет.
У России есть одна специфика. Мы общаемся с коллегами по строительству дата-центров в Германии — они, прежде чем строить ЦОД, заключают договор о намерениях, о том, что это будет сдано. Их можно понять: работает система, одна компания гарантирует, что построит центр обработки данных, другая компания, которая собирается там размещаться, планирует свое развитие под строительство этого дата-центра. В России это невозможно, хотя сейчас у нас есть несколько договоров о намерениях — но все клиенты хотят видеть реальный центр обработки данных с электроэнергией, хотят видеть, что мы там монтируем оборудование. Тогда у них будет стопроцентная уверенность что он будет запущен.
А. Э. — Доверие не очень высоко.
— Не только у нас, просто на этом пути много рисков. Наш проект находится в той стадии реализации, когда значительный объем рисков уже снят.
А. Э. — Я бы переформулировал вопрос по госклиентам, зашел бы с другой стороны: есть ли для таких клиентов дополнительные требования по сертификации — с точки зрения безопасности, ФАПСИ, ФСБ и т.п. ?
— Мы как крупный центр связи будем просто обязаны получать эти сертификаты — по гостайне, по хранению и так далее. Кстати, этот вопрос уже прорабатывается нашими инженерами, юридическими службами. И уровень ЦОДа, который мы делаем, позволит все это сделать.
А. Э. — И вы будете готовы — с точки зрения не только технической, но и юридической — к приходу клиента любого уровня, в том числе государственного?
— Любого клиента любого уровня, хоть ФСБ, хоть администрации президента — пожалуйста.
«Наша перспектива пяти-шести лет — увеличение мощности до 40 мегаватт»
А. Э. — Говоря о развитии, вы упомянули, что текущие 21 мегаватт вы планируете увеличить до 40-50. Откуда возьмутся лишние мощности? Я слышал, что на площадке «Алабушево» уже определенный дефицит не только с землей, но и с ресурсами.
— Правильно. Насколько я знаю, там проплачено всего 60 мегаватт, и на увеличение пока не идут, потому что пока непонятно, выйдут ли другие резиденты на строительство. Юридически земля там уже разобрана под резидентов, электроэнергия тоже разобрана. Кто-то, может, отойдет. Но вопрос в другом. Мы не рассчитываем на эти 60 мегаватт и не рассчитываем на то, что через десять лет зона купит еще 60 мегаватт, и будет 120, либо еще увеличит до 200 мегаватт, как я слышал. Нет. Мы прорабатываем вопрос установки собственной газотурбинной станции.
Е. П. — Дополнительной электростанции под ваши нужды?
— Да. Это можно будет сделать тогда, когда мы будем загружены полностью, потому что она будет вырабатывать расчетное количество электроэнергии — она не может вырабатывать 7 мегаватт, если рассчитана на 20. Мы прорабатываем этот вопрос уже в течение шести месяцев, его возможно решить. У нас дизельное поле, где стоят дизельгенераторы — вот на этом месте мы спроектируем и поставим эту станцию.
А. Э. — Какая мощность этой ГТС планируется?
— У нас три модуля, и мы будем увеличиваться еще на 20 мегаватт — это практически столько же. Получается около 3000 стоек. Нам нужно будет где-то 40 мегаватт, чтобы перекрыть полностью все мощности.
А. Э. — Фактически, у вас будет частная электростанция? Нормативных ограничений нет? Потому что я знаю, есть проблема с частной генерацией электроэнергии…
— Вы знаете, это все-таки не частная генерация — мы в конечном итоге модернизируем страну, в соответствии с Перечнем технологий, имеющих важное социально-экономическое значение или важное значение для обороны страны и безопасности государства. Наш проект имеет большое значение, поскольку реализует технологии обработки, хранения, передачи и защиты информации. Будем решать этот вопрос на разных уровнях, если потребуется.
А. Э. — Вы не планируете снабжать электроэнергией других резидентов? Может быть, её будет с запасом?
— Нет, мы пока об этом не думаем. Пусть особая экономическая зона снабжает других резидентов. Нам бы получить от министерства свои 21 мегаватт, и мы будем счастливы. Пусть они создают структуру в зоне, создадут условия для реализации ТУ, которые нам выданы. Увеличение мощности до 40 мегаватт — это перспектива пяти-шести лет. Мы сейчас строимся, осваиваем 21 мегаватт, и предполагаем дальнейшее развитие.
А. Э. — Я понимаю, что все может случиться быстрее, судя по тому, что вы говорите про потоки желающих клиентов и так далее.
— На настоящий момент у нас два модуля ЦОДа, первая и вторая очередь, уходят сразу, хотя мы практически еще не приступали к маркетингу и заключению таких договоров. Вот выйдем из «земли», сделаем здание, начнем монтировать оборудование — к этому моменту у нас будут заключены договоры.
А. Э. — Год назад вы сказали, что через год зону ждет ренессанс. Такая фраза мне очень понравилась. Допустим, теперь еще через год, но этот ренессанс наступает, вы его видите? Или по-прежнему — проблемы, проблемы, проблемы?
— Дело в том, что особая экономическая зона — это программа политическая. Я вам могу точно сказать, за кого я буду голосовать на президентских выборах.
А. Э. — За кого?
— За Владимира Путина. Для себя я четко отделяю его от «Единой России» и понимаю, что он как личность сейчас единственный, кто удерживает ситуацию в стране, не дает ей пойти в разнос, в том числе в нашей политической и бизнес-элите. Так вот, этот ренессанс связан с тем, что у нас нет другого выбора. Я, быть может, ошибся в прогнозах… ну, не через год, — подождем президентских выборов. По внутренним ощущениям обязательно должна быть смена команды. Потому что с той командой, которая есть сейчас, делать какие-то реформы и достигать результата, как показало время, достаточно тяжело. Потребуются новые кадры и люди дела. Это отразится и на особой экономической зоне, в том числе.
А. Э. — Вы как раз ожидаете после выборов нового толчка, ускорения?
— Вы же ощущаете, что кадровые решения висят в воздухе?
А. Э. — Я ощущаю, что все очень медленно. Для меня, например, ощущение, что ничего не делается или все делается очень медленно, — самое главное и самое печальное.
— То, что это назрело, вы ощущаете?
А. Э. — Да, абсолютно.
— То же самое ощущают и наши политики.
А. Э. — Закончили на политике, наверное, потому что только что прошли выборы…
— Наверное.
А. Э. — Спасибо. Я надеюсь, что все получится, потому что кто-то должен быть первым — дать всему этому толчок. Тем более ваш толчок, по-моему, самый мощный. Надеюсь, что где-нибудь через полгода мы уже увидим контуры зданий, которые появятся в Алабушево.
Спасибо, что приглашаете. Я думаю, к маю можно будет увидеть что-то не просто стоящее — мы выйдем из земли, уже потянемся «к облакам» : )
Александр Эрлих, Елена Панасенко / Zelenograd.ru
